ЭПИЛОГ.

Я полез за гостевыми тапочками.

         - Дядя Фил, почему вы всё время говорите «мы»? С вами приехал кто-нибудь ещё?

         - А как же?

         Дядя Фил шагнул вперёд, и за его спиной обнаружился…

         - Аа! – изумился я. – Эстонец!

         - Что, хороший сюрприз? - сказал Дядя Фил, втаскивая Эстонца в квартиру и захлопывая дверь.

         - Совсем замёрз, бедняга! – сокрушался доктор.

         Тут второй гость неожиданно оттаял:

         - Я… не…

         - Не замёрз, говоришь?

         - Нет… Я… не…

         - Ничего, сейчас нам Илюха чайку горяченького поставит, да пирога с яблоками… Хорошо с морозу погреться! – Дядя Фил в сладком предвкушении потер руки. – Скажешь, нет? – обернулся он к Эстонцу.

         - Нет, - сказал тот. – Я…

         - Бедняжка, совсем замёрз! –  покачал головой доктор.

         - Я не эстонец! – наконец-то смог выговорить озябший гость.

         Тут уж я не выдержал. Дядя Фил тоже. Но оба мы бурно хохотали не из-за Эстонца, а потому, что мы снова были вместе, что невозможная встреча состоялось, и все мы почти не изменились…

         - А пирога-то у меня нет! – запечалился я.

         - Зато у нас есть! – подмигнул Дядя Фил, отнимая у Эстонца пластиковый чемоданчик, с какими ездят по вызову настоящие врачи «Скорой помощи».

         Вскоре оба гостя сидели за нашим кухонным столом, Дядя Фил нарезал ломтями прекрасный яблочный пирог, а  я разбирался с комбайном: ночью эту дрянь не заставишь работать, вроде как ночью надо спать, а не чаи гонять – такое у этой железки понятие.

         Но интеллектуальный перевес пока что был на моей стороне. Я слегка разбежался и как следует пнул комбайн ногой, отчего он сразу же нервно забулькал, кипятя  воду для чая.

         - А с грибами есть? – спросил я, принюхиваясь к чемоданчику.

         - С грибами съели, - виновато вздохнул Дядя Фил. – Мы же до тебя человек десять объехали, тебя напоследок оставили. А машину и форму нам только на сутки дали. Так что, не взыщи, а часиков в шесть мы отчалим.

         - Значит, осталось всего три часа?! – от огорчения я чуть не уронил чашки. – Даже поговорить не успеем!

         - Успеете, - вдруг снова заговорил Эстонец. – Я… не буду… мешать.

         И… улыбнулся!

         - Дядя Фил, что это с ним?! Вы видели? Он улыбается!

         - А я уже привык, - махнул рукой доктор. – Это его в монастыре научили. А вот русский язык он подзабыл малость, всё больше на церковнославянском изъясняется.

         - А вам… тебе нравится в монастыре? – осторожно спросил я у Эстонца.

         Эстонец расстегнул синюю куртку, и из-под неё упали, развернувшись, полы черного подрясника.

         - Благо есть исповедатися Господеви, - сказал Эстонец.

         - Нда, мне кажется, на эстонском я бы лучше понял, - я почесал в затылке.

           - Да тут и без эстонского всё понятно! – сказал Дядя Фил. – Ты на его рожу довольную посмотри!

         Я посмотрел. Тощенький Эстонец скукожился над своей чашкой, отогревая нос и руки.

         - Машину нам одолжили «какую не жалко выбросить», - покачал головой доктор, - печка вообще не фурычет. Давние мои связи не помогли: видать, слишком уж они давние были... Ну, Илюх, рассказывай, как дела, как Консерватория, как родители…

         - Папу вы видели, - отвечал я. – Мама… Да в общем, всё хорошо. Они рады, что я теперь Признанный… Только никак не хотят перестать думать о самих себе как об отработанном материале…

         - Тяжело? – сочувственно вздохнул Дядя Фил.

         - Не тяжело - жалко… Ну, а вы-то как? Новеньких много? Тяжёлые случаи есть? А как там лошадки, как Паладин? Как мои ёжики?

         - Ёжики дрыхнут, – отвечал доктор. – Спячка у них. Лошадки тоже не хворают…

         Мы говорили и говорили, и не могли нарадоваться друг на друга.     

         Стрелки часов бежали к шестому часу утра. Пирог был съеден, чай выпит по седьмому разу. Гости замолчали.

         - А я женюсь скоро, - вдруг признался Дядя Фил.

         Я подпрыгнул на табуретке.

         - На Анне Стефановне? Значит, метресса не соврала…

         - Честно сказать, я ей даже благодарен, - покраснел Дядя Фил. – Если бы не она, я ещё десять лет собирался бы объясниться…  

- А я скоро буду монах, - сказал Эстонец.

         - А разве ты ещё не…

         - Он послушник, - сказал доктор Кузнецов. – Его отпустили перед постригом с близкими повидаться.

         - А что, потом будет уже нельзя?

         - Потом починят пограничные радары. Монастырь–то прямо между двумя границами стоит. Наши с эстонцами спорили, чей он будет, да так и не договорились. Объявили его ничейной территорией и окружили столбами. Монахам предложили разойтись по другим монастырям, но они, понятное дело, отказались. Теперь им ни войти, ни выйти. Только если какой-нибудь мальчишка не запустит в сеть вирус…

         - Я рад, что увидел тебя, братик, - сказал Эстонец, глядя на меня сияющими глазами.

         - Вот теперь ты опять на Ангела похож, - улыбнулся я.

         - Так он же скоро им и станет, - промолвил Дядя Фил. – Монах, это же ангельский чин! Но у нашего Каарела есть ещё одна задумка. Он хочет стать Королём сету… Молчи, Кирюша, я сам расскажу. Так вот, есть поверье, что постриженный в монахи спасает свой род до седьмого колена… то есть семь поколений спасает. Родители, тёти-дяди, дедушки-прадедушки… Это же целая куча народу!..

         - А там, давно, ещё монахи были,  наверно, - встрял Эстонец, - ещё семь колен… И так дальше…

         - Вот и выходит, что за Каарелом целый народ стоит. Вот вам и Король сету!

         - Пока что я Принц, - улыбнулся Каарел.

         - Принц скоро ускачет в свой белый замок и больше не вернётся ко мне, - загрустил я.

         - Кто знает! – пожал плечами Дядя Фил.

         А Принц вдруг снова улыбнулся и вытащил из-за пазухи конверт.

         - А где у вас тут… э… удобства? – неожиданно спросил Дядя Фил. – Ладно, не вставай, сам найду!

         Каарел проводил его взглядом, и когда доктор Кузнецов вышел, сказал:

         - Я видел Тийну.  Она написала тебе письмо. Никто не знает, что будет дальше, но я, наверно, успею передать ей ответ…

         Часы показывают без пяти шесть утра. Я впервые пишу письмо от руки.  Мой Принц с улыбкой смотрит на меня. Я чувствую его взгляд, не поднимая головы. Я знаю, что он ласков и печален. Я пишу. Написать много я не успею – только самое главное. О том, как я надеюсь на новую встречу. Ведь теперь я знаю, что в этом мире возможно ВСЁ.

         Скоро я провожу своих гостей и буду стоять у окна, вглядываясь во тьму и пытаясь разглядеть внизу маленькую машинку, отъезжающую от подъезда… А потом пойду спать. Ночь была длинная, и я устал.  А утро – я уверен - будет морозным и ясным, как и положено на Рождество.      

Л. Дунаева. 2004 – 2007 г. Москва.