XIV

         - А, проклятье!..

         Я заглянул в кабинет:

         - Сэр? Вы меня звали?..

         - С чего вы взяли, сэр? – проворчал Мастер, отбрасывая перо; гора проверенных эссе возвышалась на левой стороне стола,  но и справа ещё оставалось несколько свитков.

         - Но, сэр, мне показалось…

         - Вам показалось, сэр.

         Я подошёл к столу и развернул один пергамент, сплошь исчёрканный красными чернилами. Взглянул во второй – та же история.

         - Даже вы, мистер Лонгботтом, - промолвил Мастер, устало прикрыв глаза, - в лучшие годы вашей жизни не позволяли себе подобного… Что, во имя Небес, случилось с учениками?! Разумеется, у меня и раньше не было иллюзий на  их счёт, но... Что это у вас во рту?

         - Мм? – для разворачивания свитков мне требовались обе руки, и клочок пергамента, захваченный мною из лаборатории, приходилось держать в зубах. – Это стихи, - признался я, вынув листок изо рта.

         - Ваши? – Мастер взял перо и с обречённым видом развернул следующее эссе. – Читайте.

         Я прочёл. Мастер, углубившийся в рисование галочек и вопросительных знаков, недоумённо тряхнул головой.

         - Ничего не понял, прочтите ещё раз.

         Я повиновался. Последовавшие за моим выступлением несколько минут протекли в полной тишине. Лишь расписавшись в конце проверенной работы, Мастер протянул руку:

         - Дайте сюда, - он, хмуря брови, быстро пробежал глазами по моим строчкам. - Но это же только начало! Зачем вы отнимаете  моё время, заставляя читать всякий бред, да к тому же, неоконченный?

         - Я надеялся, что вы поможете мне его закончить, сэр, - ответил я.

         - Простите, но что могло натолкнуть вас на такую мысль? – поинтересовался Мастер, разглядывая мои завитушки.

         - Но, сэр, вы же поэт!.. Гермиона мне рассказывала, как она читала ваши стихи… Давно, ещё когда мы были на первом курсе…

         - Мисс Грейнджер? – Мастер насмешливо взглянул на меня.

         - Она теперь миссис Уизли, - уточнил я.

         - Соболезную, - Мастер пожал плечами. -  В любом случае, эта молодая леди слишком великодушна в своих оценках. Назвать стихами пару строчек, зарифмованных от нечего делать… Словом, мистер Лонгботтом, перестаньте отрывать меня от работы. Пойдите лучше найдите себе какое-нибудь полезное занятие. Или я вам его сам найду.

         - Я тогда спать пойду, сэр, - зевнул я, - с вашего позволения… А то завтра с утра уроки…

         - Вы можете идти отдыхать, - ответил Мастер, разворачивая предпоследнее эссе, - но  завтрашние уроки  я проведу сам.

         - Мастер! – воскликнул я. – Но мадам Помфри сказала, что вы ещё недостаточно здоровы…

         - Меня не интересует, что сказала мадам Помфри, - промолвил Мастер, бисерным почерком втискивая на поля свитка какое-то замечание, - меня интересует, что произошло с нашими студентами, пока я… отсутствовал. Сглазили их, что ли?.. Ступайте, спокойной вам ночи.

         Спокойной ночи?! Да я теперь до утра не засну в ожидании завтрашней выволочки! Ведь это я во всём виноват… С камнем на сердце, я  понуро поплёлся прочь. У двери я замешкался: вежливость требовала, чтобы я также пожелал собеседнику чего-нибудь хорошего.

         Обернувшись, я увидел, как Мастер, аккуратно сложив листок с моим четверостишием, прячет его себе под мантию.

…………………………..

         Спал я действительно плохо, проснулся рано, но предпочёл проваляться в постели до самого завтрака. Впрочем, на завтрак я не пошёл: настроения не было, да и с Мастером, если честно, не хотелось встречаться. Я осторожно выполз из спальни лишь когда начались уроки. Три часа проторчал в лаборатории, таращился на лист с формулой, мучительно пытаясь ухватить за хвост ускользающую разгадку…

         Три часа спустя в лабораторию вошёл – вернее, просто ввалился Мастер. Даже не взглянув в мою сторону, он схватил кувшин, зачерпнул воды и стал жадно пить – прямо из кувшина. Напившись, он взмахнул волшебной палочкой и упал в появившееся из воздуха кресло.

         - Ваша взяла, сэр, - едва смог выговорить мой бедный учитель, - больше не могу. Оставшиеся уроки проводите сами, а с меня хватит… Это какой-то кошмар!..

         Слегка отдышавшись, он продолжил совершенно охрипшим голосом:

         - У девиц такие глаза, словно я принц на белом коне. У мальчишек – будто я Рождественский Дед с мешком подарков… При упоминании вашего имени - начинают заикаться.  Во время практической части тишина идеальная,  руки у всех трясутся, три четверти работ – настоящие помои, остальное – и того хуже, пройденное пришлось объяснять заново едва ли не от сотворения мира… А ведь это были третий и четвёртый курсы, представляете, сколько…

         Договорить он не смог – закашлялся до слёз,  сжимая рукой горло. К счастью, у меня на этот случай уже было кое-что припасено.

         - Выпейте, Мастер, - я подошёл и протянул ему маленький флакон.

         Мастер выпил, даже не поинтересовавшись, что это такое я ему подсунул. Пару минут спустя гримаса боли исчезла с его лица.

         - Благодарю, - его голос снова зазвучал чисто, без хрипа. – Если не ошибаюсь, это ваша редакция  «Bella voce»*? Остроумно…

__________________________________________________________________

(*«Прекрасный голос» (итал.). Рецепт этого зелья был найден Гермионой Грейнджер в одной из книг  Запретной секции. С его помощью пятеро благородных гриффиндорцев хотели сделать то, что не удалось лучшим целителям больницы Св. Мунго: вернуть профессору Снейпу возможность говорить. И ведь получилось! Правда, не без коллизий…)

         - Великим певцом не станете, но ещё пару уроков проведёте без труда, - пообещал я.

          - Надо же, вы умудрились придать ему обезболивающий эффект!.. Это очень кстати, - признался Мастер. – Но как вы догадались?.. Я же никому не говорил, что…

         - Я узнал об этом от Санни, - мягко произнёс я, забирая у него пустой флакон. – И не хмурьтесь, пожалуйста. Как бы вы к ней ни относились, она прекрасный целитель… Только я не понимаю, сэр, зачем вам нужно было так себя истязать? Ведь вы могли бы сварить нечто в таком роде давным-давно!..

         Мастер не ответил. Он снова посмотрел на меня так странно…

         Я забыл сказать, Гарри, что с начала выздоровления у него завелась новая причуда: часто посреди разговора он вдруг замолкал, и в его глазах появлялся немой вопрос. Вопрос, судя по всему, весьма животрепещущий, но Мастер по какой-то причине никак не мог задать его вслух… Я был уверен, что рано или поздно он решится, но почему бы не попытаться немного ускорить события?

         - Простите, сэр, вы, кажется, хотите о чём-то меня спросить?..

         Он очнулся и покачал головой. Ну что ж, нет, так нет…  

- Невилл, вы не голодны? Может быть, нам стоит сходить на обед?

         - Да, сэр, - с чувством отозвался я, внезапно ощутив зверский аппетит, у меня даже в животе заурчало. – Но… разве вы не собираетесь меня ругать?

         - Ругать? – удивился он. – Вас? За что?

         - Ну, как же, сэр, - растерялся я, - за то, что…

         - Ах, да, я понял…

         Он улыбнулся краешком губ, поднялся с кресла (оно тотчас исчезло) и встал напротив меня. А я вдруг осознал, что мы с Мастером примерно одного роста; но даже если он и выше меня на каких-нибудь полдюйма, я всё же помассивней буду. Раза этак в полтора. Странно, оказывается, я уже вырос…

 Я грустно подумал, что такие, как я, уже лет в тридцать обзаводятся брюшком (угу, а в сорок – ещё и лысиной). А Мастер и в свои сорок шесть – тонкий и стройный, и лицо его  - из тех, непривлекательных в молодости, лиц, которые с годами вдруг начинают становиться по-настоящему красивыми…

Эх, ну что толку в зависти – каждому своё. Да и вообще,  рано сокрушаться: пока что я молод и вполне хорош собой. В прошлом году, например, получил больше двадцати валентинок. В этом году, правда, не получил ни одной – понятно, почему…

         - Значит, вы решили, - промолвил Мастер, глядя на меня насмешливо и печально, - что титул Самого Страшного Преподавателя Зельеварения достоин того, чтобы передаваться по наследству?

         - Сэр, я был настоящим ночным кошмаром, - вздохнул я, - я сам прекрасно всё понимал, но никак не мог…

         - Остановиться? А хотели?

         - Сначала я ужасался, - ответил я, - но вскоре махнул рукой… Потом мне стало казаться, что так и надо… Мастер, но ведь раньше я так любил учить!.. И ученики не казались мне чёрствыми, бессовестными лгунами и лентяями, на которых так обидно тратить силы…

         - … тратить силы, которых нет, - Мастер больше не улыбался, - терпеть дурацкие выходки, когда на твоих плечах – чужие судьбы. Выслушивать тупое мычание очередного бездаря в то время, как ваша собственная мысль бьётся над вопросом жизни и смерти и не находит выхода. Погибая от горя и страха, - часами подчёркивать глупейшие ошибки в чудовищных домашних сочинениях… И в конце концов возненавидеть всех тех, кто счастлив и беззаботен, кому нет никакого дела до того, что вы… Невилл!.. Невилл, что с вами, не надо так на меня смотреть!..

         Я не знаю, что там было у меня с лицом, но Мастер, глядя на меня, даже извиняться начал – за свою, представь себе, Гарри, бестактность! Он, видите ли, не думал, что я приму его догадки так близко к сердцу. «Ну что ты, мальчик, перестань, всё уже прошло! А не прошло – так пройдёт, ты теперь не один, я тебе помогу. А о студентах не переживай, через полгода они, дырявые головы, уже и не вспомнят!.. И вообще, им полезно…»

         Он ещё продолжал говорить, когда я, повинуясь некоей непреодолимой силе, шагнул вперёд и не обнял, а прямо-таки сгрёб его в охапку, словно хотел защитить от чего-то страшного… Ну, впрочем, я и хотел. Уж если я не мог когда-то уберечь его от тягот войны и от моей собственной ненависти, то, может быть, теперь мне удастся спасти его от злых воспоминаний?.. Всё хорошо, Мастер, всё прошло… А не прошло – так пройдёт, ведь вы теперь не один!..

         - Сэр, вы, кажется, перепутали меня с вашей бабушкой, - ловко вывернувшись из моего захвата, он одёрнул мантию и посмотрел на меня строгим взглядом, в глубине которого, тем не менее, таилась самая сердечная благодарность. – Напрасно стараетесь, я не умею печь пирожки!

         - Кстати, сэр, мы, кажется, хотели пойти пообедать, - вспомнил я.

         - Великолепная идея, сэр! – откликнулся Мастер. – Что же мы стоим?

         Никогда ещё мы с ним не беседовали  так  задушевно, как в тот день, по пути к Большому залу. Мастер подробно расспрашивал о моём новом зелье для восстановления голоса и хвалил меня так просто и откровенно, что я только диву давался, не понимая, что такое вдруг случилось с моим грозным и взыскательным наставником. Обычно его похвалы были столь тщательно завуалированы, что один я, уже привычный к его стилю, мог понять, что меня хвалят, а не ругают.

«Лонгботтом, какого чёрта вы добавили вот это вон в то? Ах, вы решили, что так будет лучше? И что же вас навело на эту, с позволения сказать, мысль?.. Да, Лонгботтом, подобной чепухи мне ещё не доводилось выслушивать даже от вас... Вообще-то вы должны были вывести этот закон ещё лет пять назад, с вашими-то способностями. Так что, Лонгботтом, плохо вы работаете, просто отвратительно. Потрудитесь записать формулу, завтра мы отошлём её в «Вестник Алхимии». Разумеется, с вашей подписью, я под этим бредом подписываться не собираюсь!»

Теперь же... Куда девался этот язвительный тон и кривая усмешка? Вместо них – острый внимательный взгляд, вдохновенное лицо и – изредка, как луч зимнего солнца – улыбка, приветливая и ласковая…

«Да, действительно, замечательная  идея… Смелое решение… необычное… А вот я, представьте себе, так и не додумался… Это полностью в вашем духе: просто и изящно... Вы понимаете суть предмета, как никто другой. Вы станете большим учёным, Невилл, я не предсказываю – я знаю…»

         Мне казалось – я не по лестнице поднимаюсь, а восхожу по облакам на седьмое небо. Разгадка ожидала меня у порога  Большого зала. Взявшись за ручку, Мастер не сразу открыл дверь. Сначала он повернулся ко мне и проговорил, немного смущённо:

         - Невилл… знаешь, оказывается, это так хорошо – когда ничего не болит… Спасибо тебе за это зелье… И… и вообще… спасибо». 

Дальше...