V

         Он сказал это, и вот тогда, только тогда, Гарри, я, наконец-то всё понял. И если бы я был хоть чуточку лучше, хоть немного добрее, моё сердце, наверно, разорвалось бы от той боли, что прозвучала в тихом голосе за моей спиной. Но я был самым подлым себялюбцем на свете: я всё понял - и чуть не лопнул от счастья.

         - Совсем необязательно называть меня «сэр», профессор! – эта твоя старая шутка, Гарри, в тот момент  отчего-то показалась мне ну просто жуть какой остроумной и уместной.

          Я ржал и кукарекал, как ополоумевший гиппогриф, я размахивал волшебной палочкой, и каменный пол под моими ногами зазеленел молодой весенней травкой, а  из стен полезли ромашки и одуванчики. Боже милостивый! У меня будет настоящая семья – папа, мама… и Мастер! Потому что он сам сказал, сам только что почти признался, что боится потерять меня!.. 

         Всё-таки, это была форменная истерика, потому что несколько минут спустя мой идиотский смех сменился слезами. Только я уже не ревел драконом, как накануне, а тихо всхлипывал, пряча лицо в ладонях. На меня накатило раскаяние.

         «О, Мастер, теперь я всё понял! – думал я. – Я же дал вам надежду и тотчас её отнял!.. Но ведь я не знал, что вы… что вы тоже привязались ко мне!.. А вы трудились все эти годы, чтобы вернуть мне семью - и чтобы лишиться меня… Ведь вы именно так думали?.. Вы были уверены, что я забуду о вас, как только обрету счастье!.. И всё же, вы не отступали… О, благородное сердце!.. Но, чёрт возьми, кто вам дал право считать меня такой сволочью?!».

          Всё это (и многое сверх того) я порывался высказать Мастеру немедленно, но, едва открыв рот, захлёбывался слезами и замолкал. Сие безобразие продолжалось довольно долго. Потом Мастер вышел из гостиной, и я подумал, что ему наконец-то надоело слушать моё бестолковое бульканье. Но я ошибся: он вернулся через полминуты. Он подошёл, тронул меня за плечо и протянул мне стакан – я не сразу сообразил, что мне следует  делать с этим предметом.

         - Просто выпейте, - подсказал  Мастер; он уже вполне овладел собой, и в его взгляде больше не было боли... впрочем, теперь его глаза вообще ничего не выражали.  – Не бойтесь, не отрава…

         И тут я решился:

         - Из ваших рук, сэр, я с радостью принял бы даже яд!

         Конечно, я хотел сказать что-то совсем другое, простое и искреннее, - то, чем была полна моя душа… Но я постеснялся, и вышло, как всегда, невесть что. А распухший нос и зарёванная физиономия достойно оттенили красоту и пафос моих слов.

         - Что за чушь, мистер Лонгботтом! – устало произнёс Мастер, забирая у меня пустой стакан.

         - Я должен извиниться перед вами, - тоном холодной вежливости проговорил он, отвернувшись к камину, и я понял, что момент истины упущен окончательно.

         - Сэр… - я всё же попытался возразить, но он нетерпеливо махнул рукой:

         - Молчите... Я вёл себя глупо всю прошедшую неделю, не знаю, что на меня нашло... А сегодня я, позволил себе совершенно потерять контроль над собой… это весьма прискорбно для человека моего возраста… К  тому же, я не подготовил вас должным образом… к принятию известия, которое – мне следовало бы подумать об этом – могло оказаться… и оказалось для вас слишком сильным потрясением... Словом, я прошу вас простить меня… за все эти досадные упущения с моей стороны… Искренне надеюсь, что больше такого… не повторится, и ничто не помешает нашему с вами… дальнейшему сотрудничеству… которое, как выясняется… всё-таки… может принести… некоторые… полезные плоды… и мы…

         Глухой замирающий  голос снова оборвался приступом кашля. Я сидел и ждал продолжения этой странной, нелепой и ненужной речи, чувствуя себя совершенно опустошённым… Я тупо смотрел в пол, а Мастер никак не мог справиться со своим  кашлем, и я почему-то злился на это… А потом поднял глаза…

 В следующее мгновение я обнаружил себя рядом с ним: я мёртвой хваткой держал его за плечи и, выкрикивал нечто вроде: «Вам плохо?! Что с вами?! О, Боже! Вы же больны!», а он пытался вырваться из моих страшных лап (Луна говорила, что они у меня железные), и в то же время цеплялся за меня так же отчаянно, как до этого - за каминную полку…   Я слегка опомнился, осознав, что, вероятно, причиняю ему боль, и обнял его, осторожно прижав к себе:  Мастер еле держался на ногах. И этот ужасный кашель, он всё не проходил, Мастер почти не мог вздохнуть…

         Господи, это же всё из-за меня! Вчера, когда он вытащил меня из того проклятого кабака!.. Я по пьяному делу совершенно не чувствовал холода, я был очень занят  – оглашал окрестности жалобами на жизнь! Я  и знать не желал, чей шарф мешал мне вопить, и чей плащ я упорно пытался скинуть со своих плеч!..

         Мастер взглянул на меня –  заставил себя увидеть и узнать моё лицо.

         - Невилл… я… не смогу…

         Я мужественно скрипнул зубами и попытался изобразить беззаботную улыбку.

         - Да, Мастер, я понимаю. Я тоже думаю, что вам нужно немного отдохнуть… Я проведу занятия за нас обоих… Сегодня в основном младшие курсы, ничего сложного… Не волнуйтесь, я буду с ними построже… Чтоб не расслаблялись… Особенно эти ужасные гриффиндорцы… Совершенно не желают понимать, что такое дисциплина!.. То ли дело Слизерин… Серьёзные, вдумчивые ребята… Просто молодцы… Правда?..

         Глупая болтовня помогала мне не растерять жалкие остатки самообладания. Я был испуган до полусмерти: Мастер никогда не отличался крепким здоровьем и частенько недомогал, но сейчас он был по-настоящему плох! Он задыхался, судорожно пытаясь ослабить воротник… Я боялся, что он вот-вот упадёт. Я старался поддержать его и, обнимая, чувствовал, как его тело дрожит в ознобе. У Мастера был жар, настолько сильный, что я ощущал его даже сквозь одежду – его и свою…  Кое-как мы дошли до его спальни…

         Потом я бросился к камину и позвал мадам Помфри. Не прошло и пары минут, как она была на месте. Следом за ней из камина выскочила перепуганная директриса, а также - мадам Спраут, профессор Флитвик и прочие неожиданные  персоны. Только Хагрид вошёл через дверь, вернее – вместе с оной. И я запоздало подумал, что, наверно, мне не стоило орать в камин: «Помогите, кто-нибудь, профессор Снейп умирает!» Следовало выразиться как-нибудь иначе…

         Впрочем, тот тон, каким мадам Помфри велела всем лишним немедленно очистить помещение, навел меня на мысль, что, к несчастью, моя паника имеет под собой самые серьёзные основания.

         - Переносить в больничное крыло не будем: слишком слаб, - категорически заявила мадам Помфри, - возможно, придётся просить помощи в Святом Мунго… Эх, Северус, опять терпел до последнего, герой ты наш!..

         - Он только сегодня… - пробормотал я, глядя в полной прострации, как она уверенными движениями освобождает пациента от лишней одежды.

         - Он болен уже неделю как минимум, - отрезала целительница. – Так, дорогой мой,  если уж остался, то не стой столбом, иди сюда и помогай…

         - Лёжа ему трудно дышать, - объяснила мне мадам Помфри, - помоги ему приподняться… вот так…  а я пока принесу ещё подушек.

         - Я с тобой, Поппи! – всхлипнула Минерва МакГонагалл, которая тоже отказалась удалиться – под тем предлогом, что она  директор.

         Они исчезли в камине, и я остался один на один со своим страхом. Я не мог понять – в сознании Мастер или нет. Мне показалось, что жар у него усиливается. Он больше не дрожал. Кашель прекратился, но дыхание оставалось прерывистым и неглубоким… и, по-моему, становилось всё реже!.. О, Небеса!.. А эти две… ведьмы бегают неизвестно где! Подушки ищут! А мне что делать?!

         Голова Мастера лежала на моём плече. Я отвёл прядь волос с его пылающего лба… Помнишь, Гарри, как мы на седьмом курсе взорвали котёл, разнесли при этом полкласса и чуть не угробили профессора? И как наши девчонки первые вылезли из-под парт и понеслись приводить профессора в чувство? Гермиона потом удивлялась, что у него такие мягкие волосы. Она сказала, - это значит, что на самом деле и характер у него от природы должен быть мягкий… А мы все смеялись: ерунда какая! 

         Так вот. В те ужасные минуты, когда мой Мастер задыхался, лёжа у меня на руках, я понял, что Гермиона была права. Его считали сильным, жёстким, циничным, каким там еще… Короче, это всё было не про него. Он таким казался, но не был. Злая судьба заставила его притворяться этаким двужильным монстром, и он в итоге истратил гораздо больше, чем имел. И  теперь у него не оставалось ни сил, ни упрямства даже на то, чтобы просто  дышать!..»

Дальше...